Шок-рок - Страница 72

Джими покачал головой. Он даже не слушал.

— Я должен попасть на тот флэт, вот и всё. Без вариантов.

— Чарли! — возмутилась Далей. — Какого черта ты тут делаешь?

Я ощутил холодный пыльный сквозняк и повернулся; пестрая пластиковая занавеска Пателей колыхалась, но Джими исчез. Я отдернул занавеску и крикнул: "Джими!" Но в заставленной креслами гостиной Пателей не было никого, кроме смуглого голозадого ребенка с сопливым носом и бабушки преклонного возраста в ядовито-зеленом сари, которая смотрела на меня тяжелым взглядом. Над выложенным коричневой плиткой камином висела ярко раскрашенная фотография семьи Бхутто. Извинившись, я ретировался.

— Что с тобой случилось? Я уже черт знает сколько жду на улице, — сказала Далей.

— Я видел Джими, — сообщил я.

— Какого Джими? — резко спросила она. Она была травленой блондинкой, хорошенькой и вульгарной — и всегда нетерпеливой. Поэтому, должно быть, она мне так нравилась.

— Хендрикса. Джими Хендрикса. Он был здесь, только что.

Перестав жевать резинку, Далей уставилась на меня, открыв рот.

— Джими Хендрикса? В каком смысле Джими Хендрикса?

— Я видел его, он был здесь.

— Ты чего несешь? Ты че, с дуба рухнул?

— Далей, он был здесь, Богом клянусь. Я только что с ним разговаривал. Он сказал, что ему нужно попасть на старый флэт Моники. Помнишь, тот флэт, где он…

— Совершенно вер-рно, — изобразила меня Далей. — Флэт, где он умер.

— Он был здесь, поверь. Он был так близко, что я мог к нему притронуться.

— Ты съехал, — объявила Далей. — Как бы там ни было, больше ждать не буду. Пойду в "Бычью голову" и выпью.

— Послушай, подожди, — сказал я. — Давай-ка заглянем на флэт Моники и посмотрим, кто там сейчас живет. Может, они знают, что происходит.

— Да не хочу я, — возразила Далей. — Ты прям — козел. Он умер, Чарли. Он уже двадцать лет, как умер.

Но в конце концов мы добрались до флэта и позвонили в дверь. Мы увидели, как шевелятся грязные тюлевые занавески, но прошло немало времени, пока мы не услышали, как кто-то приближается к двери. Холодный угрюмый ветер гулял между домов. Ограда была забита газетами и пустыми целлофановыми пакетами, а деревья были низкорослыми и голыми.

— Сомневаюсь, что здесь кто-то ваще знает, что здесь когда-то жил Джими Хендрикс, — фыркнула Далей.

Наконец дверь приоткрылась примерно на дюйм, и появилось бледное женское лицо.

— Чего вам?

— Послушайте, — заговорил я. — Прошу прощения за беспокойство, но у меня есть один знакомый, который когда-то здесь жил, и он хотел узнать, не будете ли вы возражать, если он сюда зайдет и посмотрит. Просто, понимаете, чтобы вспомнить былое.

Женщина не ответила. По-моему, она даже и не поняла, о чем это я толкую.

— Это ненадолго, — сказал я. — Буквально на пару минут. Просто вспомнить старые времена.

Она закрыла дверь, не сказав ни слова. Мы с Далей остались на крыльце под холодным северным желтоватым небом Лондона.

Чернокожая женщина в блестящем плаще от "Маркс энд Спенсер" толкала через улицу огромную ветхую коляску, набитую детьми и покупками.

— А теперь что собираешься делать? — поинтересовалась Далей.

— Не знаю, — ответил я. — Пойдем-ка все-таки выпьем.

Мы доехали до "Бычьей головы" и уселись у окна, выходившего на Темзу. Прилив закончился, и река выглядела лишь темно-серой полоской на фоне покатых валов черного ила.

Там был Кортни Таллок, а еще Билл Франклин, Дэйв Блэкмен, Маргарет и Джейн. Я вдруг сообразил, что знал их уже в 1970-м, когда Джими был еще жив. Странное было ощущение, как во сне.

Как там написал Джон Леннон? "Хоть и был я слугой в твоей темной хижине, я не стану кормить нормана".

Я спросил Кортни, не знает ли она, кто живет на старом флэту Моники, но он покачал головой.

— Знакомых лиц уже нет, чувак, давно нет. Всё уже не так, как было раньше. Я имею в виду, там всегда было запущено и убого и все такое прочее, но все знали, где они, черные и белые, водитель автобуса и шлюха. А теперь эти ребятишки перешли все границы. Это как другой мир.

Но Дэйв сказал:

— Я знаю, кто въехал в этот флэт после Моники. Это был

Джон Драммонд.

— Тот самый Джон Драммонд? — спросил я. — Гитарист Джон Драммонд?

— Точно. Но он прожил там всего несколько месяцев.

— Какой-то ты сегодня нудный, Чарли, — заговорила Далей. — Можно мне еще выпить?

Я принес еще: коктейль для Далей, пиво для себя. Кортни рассказывал анекдот.

Я не знал, что Джон Драммонд жил в той же квартире, что и Джими. На мой взгляд, гитаристом Джон был получше, чем Джими — по технике, во всяком случае. Он всегда был более целеустремленный, более изобретательный. Он, как и Джими, умел заставить гитару говорить, но у него она звучала не так сумбурно, как у Джими, не так зло и разочарованно. И он никогда не играл так неровно, как Джими в Вудстоке, или так провально, как Джими в Сиэтле, когда он делал свой последний в Америке концерт. Джон Драммонд поначалу играл с Грэмом Бондом, затем — с Джоном Мэйеллом, а потом уже — с собственной "супергруппой" "Крэш".

Со своей "Лихорадкой" Джон Драммонд занял первое место по обе стороны Атлантики. Но потом, без всякого предупреждения, он вдруг оставил сцену и ушел, сопровождаемый газетными сообщениями и насчет рака, и про рассеянный склероз, и о хронической привычке к героину. Тогда его видели в последний раз. Это было… когда же? Году в 1973— 1974-м или где-то около того. Я даже не знал, жив ли он еще.

В ту ночь в моей однокомнатной квартирке на Холланд-Парк-авеню зазвонил телефон. Это был Джими. Голос его был далеким и глухим.