Шок-рок - Страница 76

К оглавлению

76

— От вас, ребята, одни неприятности, — пожаловалась она, шаркающей походкой удаляясь по коридору. — Один шум. Только громкая музыка. Вы просто хулиганы какие-то.

— Простите, — произнес я, хотя и сомневался, что она меня слышит.

Я поднялся по лестнице к комнате Джона. Перед дверью я замешкался. Я слышал кассетник Джона и звук бегущей воды. Я постучался, но слишком тихо, чтобы Джон меня услышал. Постучал еще, уже громче.

Ответа не было. Лишь струйка воды из крана и кассетник, крутивший "У тебя есть опыт?".

— Джон! — позвал я. — Джон, это Чарли!

Я открыл дверь. Я знал, что произошло, еще до того, как полностью осознал открывшуюся моему взгляду картину. Джими побывал здесь до меня.

Туловище Джона лежало на пропитанном чем-то темным покрывале; его тело было вскрыто и разодрано так, что легкие, кишки и печень были обильно разбросаны вокруг, скрепленные обрывками жира и кожи. Голова плавала в наполненной по края раковине, покачиваясь вверх-вниз вместе с потоком воды. Время от времени правый глаз укоризненно поглядывал на меня из-за фаянсовой закраины. Оторванные ноги в луже крови были засунуты под кровать.

Вуду исчез.

Я провел в Литлхэмптоне неделю, "помогая полиции в расследовании". Они знали, что я этого не делал, но сильно подозревали, что я знаю, кто это сделал. А что я мог им сказать — "Конечно, инспектор! Это был Джими Хендрикс!"? Меня бы тогда упрятали в одну из психушек на побережье в Истбурне.

Джими больше не объявлялся. Не знаю, как покойники переплывают море, но точно знаю, что они это делают. Это одинокие фигурки, стоящие у поручней зарегистрированных в Исландии транспортных судов, всматривающиеся в пенную кильватерную струю. Это безмолвные пассажиры на местных автобусах.

Возможно, он убедил старуху забрать вуду обратно. Может, нет. Но я пришпилил к стенке у себя на кухне обложку альбома "У тебя есть опыт?", иногда смотрю на нее, и мне хочется думать, что Джими упокоился.

Майк Барон
"Эй-бой"

Донахью уже вещал, когда Ричи проснулся. Язык пересох; в рот будто запихнули грязный пропотевший носок, в висках ломило, словно кто-то надавал по мозгам. Не поднимая головы, Ричи пошарил рукой по колченогому столику и нащупал янтарного цвета пластиковый флакон для таблеток. Пусто. Последний "белый крест" он заглотил вчера около полуночи, запив текилой. В желудке ныло. Хотелось пить, есть и блевать.

Ричи сел и со стуком опустил на пол свои тяжелые черные высокие "гринера". Он даже не смог снять ботинки, заваливаясь вчера на старый пружинный диван, служивший постелью. У противоположной стены его однокомнатной полуподвальной конуры светился маленький экран телевизора. Донахью совал микрофон под нос толстой, густо накрашенной сучке средних лет. Она хотела задать вопрос женам, чьи мужья провели операцию по изменению пола.

— Пидорасы вонючие, — без особой убедительности прохрипел Ричи, швырнув рубашкой в экран. Ночью он так нажрался, что даже не заметил включенный телевизор. Вероятно, и дверь не запер, хотя воровать у него было нечего, да никто бы и не посмел. Его хорошо знали в своем квартале восточного Сиэтла. Он не боялся уличных стычек и никогда не отступал. Он водился с парнями из Национального Фронта.

И играл рок-н-ролл в группе. И это было для него самым сладким воплощением американской мечты. Плевать, что месяц назад его выставили пинком под зад с предыдущей работы в пункте переработки утильсырья, потому что старый еврей ухитрился нанять двух корейцев в цену одного белого человека, и что давно задолжал арендную плату за эту вонючую клоаку, которую кто-то называет квартирой. Пособие по безработице выплачивать еще не начали, и не было ни малейшей полоски кристаллического "мефа", чтобы продрать глаза, не говоря уж о том, чтобы встать и пойти потрепать на панели "перепелятников".

С похмелюги в голове колбасило, как отбойным молотком в телефонной будке. Работы не было, ближайших перспектив — никаких, бабы — тоже. Не жизнь, а песня Мерла Хаггарда. Он воткнул кассету с "Ганз-н-Роузез" в стибренную где-то вертушку и, пошатываясь в ритм музыке, побрел в ванную комнату. Хренов Эксл Роуз был нормальным парнем, пока эти соплячки с МТВ не научили его молоть чушь и петь про влажные тропики, подумал он.

Ричи исследовал себя в треснувшем зеркале, частично залепленным крупным черепом — переводной картинкой, рекламирующей "Трэш Бордз". Под правым глазом темнел здоровенный фингал, да и вообще оба глаза так глубоко провалились в глазницы, что их, казалось, надо выковыривать отверткой. Зато серьги остались целы — маленький серебряный череп и настоящий мальтийский крест. Оба болтались на левом ухе. Вчерашнюю стычку, в которой заехали в глаз, он припоминал смутно. Ничего, в клубе братья все расскажут. Если было бы что-то серьезное, то наверняка бы проснулся в каталажке.

Двухдневная небритость вполне соответствовала короткой стрижке, от чего вся голова казалась поросшей жесткой щетиной.

Он сунул два пальца в рот и заставил себя проблеваться в унитаз. После этого процесса он всегда чувствовал себя лучше. Сделай это перед едой — таков был его девиз. Он уже ждал, как из-за музыки начнет колотить каблуком в пол тупая сука, живущая наверху, но потом обратил внимание, что в высоко расположенное окно, выходящее на запад, пробиваются лучи солнца, и сообразил, что время далеко за полдень. Тетка, вероятно, совершает свой ежедневный моцион в парке с собакой по кличке Сниффер. Когда-нибудь в особо приподнятом настроении он обязательно вломится в ее квартиру и на славу угостит Сниффера мозговой косточкой с толченым стеклом.

76